Российская гражданка Майя Касаева, борющаяся за возвращение своего сына, переданного в норвежскую приемную семью, рискует потерять еще одного ребенка. Работники местной социальной службы сообщили ей, что начали дело по передаче на усыновление и ее младшего сына. Предлог — у ребенка обнаружен кариес.

Ювенальные технологии приобрели в Норвегии невероятный размах — в год здесь изымается из семей около 3000 детей. И ни самоубийства законных родителей, ни серьезные психические проблемы у детей, насильно отданных на усыновление, не в состоянии изменить ситуацию. Государство окончательно закрепило за собой право жестко контролировать семью и единолично определять судьбу каждого ребенка.

Читайте также: В Норвегии тестируют на материнский инстинкт

"Правда.Ру" уже рассказывала о судьбе Майи Касаевой, которой судья открыто предложил получить вид на жительство в "обмен" на ее ребенка. Когда женщина отказалась, ей два с половиной года не давали увидеться с сыном. На днях эта встреча состоялась, но ничего, кроме боли и разочарования, матери не принесла. "Он стал типичным норвежцем, вообще не говорит по-русски, а в ответ на мои претензии — почему его не учат языку, мне ответили, что не собираются этого делать", — говорит Майя.

У сына на подбородке появился серьезный шрам. Но работники социальной службы опять же отмахнулись от вопросов женщины, заявив, что на их взгляд, нет повода для беспокойства. Когда же Майя попыталась узнать о следующей встрече с сыном, ей было сказано, что это проблематично, поскольку у нее нет вида на жительство.

Но еще более страшная новость ждала ее буквально через несколько дней после встречи. Работники социальной службы сообщили, что начали дело по изъятию у матери и младшего сына, которому недавно исполнилось 7 лет. Предлог для подобных действий иначе как издевательство сложно воспринять: у ребенка обнаружен кариес, он довольно худой и слишком шумит, когда играет на улице с другими детьми. Как говорится, ни убавить, ни прибавить.

Читайте также: Десятки детей мечтают вырваться из Норвегии

Майя уверена, что таким образом ее просто пытаются заставить уехать. Некоторое время назад норвежские власти уже пытались это сделать, но тогда воспротивилась Россия, заявив, что раз у женщины четверо детей, то и вернуться они должны все вместе. Ситуация повисла в воздухе. И вот теперь работники местной опеки "придумали" такой повод для отъезда, от которого сложно отмахнуться. Останешься — потеряешь еще одного сына. "Но как я могу уехать без своего ребенка. Я так и сказала работникам опеки, что буду бороться за него хоть до конца жизни", — говорит Майя.

Если у местных властей получится отнять и младшего сына Майи Касаевой, это будет уже 14-й российский ребенок, разлученный со своими законными родителями на территории Норвегии. И это только те дети, о которых стало известно редакции. Наверняка, их гораздо больше. Но многие родители предпочитают молчать о своей беде, опасаясь, что их лишат и тех редких встреч со своими детьми, которые им милостиво позволяют норвежские власти.

Так произошло и с Татьяной Биткиной, которой оставили в месяц лишь одну двухчасовую встречу с сыном. Или с Виталием Морозовым, получившим "право" на 4 встречи в год со своим сыном. А 5-летняя борьба Светланы Таранниковой за свою дочь, которую у нее отняли спустя два дня после рождения, закончилась и вовсе драматически. Суд постановил окончательно разлучить дочь с матерью, запретив их встречи и "приговорив" ребенка к насильственной адаптации в норвежской семье. До этого у Светланы уже отняли двух сыновей.

Читайте также: Россиянки — доноры детей для Норвегии

Все эти люди в свое время попали на "крючок" к местной социальной службе (барневарн). На кого-то пожаловался муж, как на Светлану Таранникову. На кого-то донесли соседи по лагерю беженцев, как на Майю (таким образом доказывается собственная лояльность и зарабатываются очки в глазах местных властей для получения вида на жительство). Сын Виталия Морозова приглянулся школьной учительнице, которая таким образом серьезно улучшила свое материальное положение — даже фонтан во дворе дома установила. Кто-то просто оказался в сложной жизненной ситуации, как Ирина Нюланд, которая сама обратилась в барневарн с просьбой помочь в связи с проблемами со здоровьем.

Кстати, проблемы со здоровьем — имеется в виду, в первую очередь, психическое здоровье — излюбленный предлог для того, чтобы отнять ребенка. Большинство русских женщин местные работники социальной службы считают "психически неадекватными", как, например, Ирину Бергсет, заявившую о сексуальном насилии своего бывшего мужа в отношении их общего ребенка. При этом в суде во внимание принимается именно мнение работника барневарн, а не справки от психиатра, опровергающие ложные заявления, как в случае Ирины или Виталия Морозова.

Может ли Россия каким-то образом повлиять на ситуацию, в которой оказались 13 российских детей? Напомним, что все они являются гражданами России. Российский МИД заявляет, что для этого у него есть правовые, дипломатические и политические средства. Об этом в частности говорил на съезде уполномоченных по правам детей представитель МИД России по вопросам прав человека, демократии и верховенства права Константин Долгов. Однако он добавил, что "к нам иногда обращаются, когда уже выносятся соответствующие административные или судебные решения в том или ином государстве. И правовых возможностей для того, чтобы отменить решение или каким-то образом его скорректировать, конечно, остается немного".

Читайте также: Норвежские эскулапы делают инвалидов

Но в неофициальных беседах дипломаты, как правило, признаются, что ситуация очень сложная. Проблема в том, что не существует единого правового поля для ее решения, а именно: двусторонних договоров между государствами. Работа над таким договором с Норвегией в российском дипломатическом ведомстве ведется. Но норвежская сторона всячески затягивает этот процесс. Что понятно: вряд ли работникам барневарн захочется видеть на судах (или судилищах?) официальных представителей российского государства.

Норвежские власти, в свою очередь, подчеркивают, что никогда не комментируют дела такого рода. Это, дескать, компетенция местных социальных служб, которым в стране предоставлены просто-таки невероятные полномочия. Впрочем, не только в Норвегии.

"В Европе сегодня мы видим расцвет ювенальных технологий: ужесточение контроля за семьей и тотальное вмешательство государства в ее жизнь", — уверена депутат Нина Останина, член думского комитета по делам семьи. По ее мнению, нечто подобное потихоньку начинают внедрять и в России — через стандарты социального неблагополучия.

"Если органам опеки разрешат изымать детей из семьи, пользуясь расплывчатым "стандартом неблагополучия", это полностью развяжет им руки. Потому что под такие стандарты может попасть почти каждая семья", — полагает депутат. Ну да, и тогда норвежский предлог с кариесом у семилетнего ребенка уже не покажется чем-то из ряда вон — тоже можно трактовать как признак социального неблагополучия.

Читайте также: Каникулы у бабушки караются по закону

К чему приводит подобное вмешательство государства в дела семьи, можно узнать, к примеру, из работы Норвежского института городских и региональных исследований. В течение 12 лет — с 1990 по 2002 он изучал, к каким последствиям приводит передача детей из родных семей в приемные. Выяснилось, что 150 детей покончили с собой. Этот показатель в 8 раз больше, чем среди детей из обычных семей.

Не выдержав разлуки с детьми, предпочли самоубийство 1000 отцов и матерей. Также признано, что уровень смертности из-за несчастных случаев, убийств и нападений среди таких детей гораздо выше среднего по стране. Трое из четырех, достигнув 18 лет, нуждаются в психологической помощи: во взрослой жизни им трудно даются близкие взаимоотношения с другими людьми и они гораздо реже сами становятся родителями. Как говорится в статье, опубликованной в норвежской газете Samfunnsmagasinet, "немало судеб оказываются сломленными из-за исполнительной некомпетентности, непонимания и отсутствия уважения к человеческому существованию, потребности в любви и праве на жизнь".

Но государственную машину это вряд ли остановит. Ведь речь идет о такой благородной и высокой цели, как защита прав детей. Что на этом фоне какие-то там сотни или даже тысячи сломанных судеб.