В общем, как можно догадаться, я хочу сообщить о том, что на днях я вернулся из Грузии.

Да, я был в Грузии! Оцени, кстати, внимательный и доброжелательный читатель, что я, твердо убежденный в том, что приличный автор просто обязан всячески обуздывать свои неуемные эмоции, обошелся лишь одним восклицательным знаком.

Но это сейчас, в Москве. А когда я ходил по старому Тбилиси или по его окрестностям, когда я восхищенно пялился на горы, холмы и монастыри, когда я сидел со старыми и новыми друзьями за известно каким столом, когда пожилой банщик неожиданно мощными руками тер и мял мое почти бесчувственное тело в знаменитых серных банях, эти непрошеные восклицательные знаки окружали меня плотной пестрой толпой и я, как это ни странно, ничуть не тяготился их изобилием. Что поделаешь - такая это страна. Восклицательная, прямо скажем, страна. Каковая восклицательность имеет наверняка и положительные, и отрицательные стороны. Я же, привыкший считать себя исключительно благодарным путешественником, воспринимал лишь положительные.

Я там пробыл очень мало времени. Я мало что видел и мало с кем говорил. Мои впечатления поверхностны, мимолетны, фрагментарны и более чем субъективны. И не дай мне бог опуститься до многозначительных обобщений.

Со времени моего последнего (в то же время и первого) посещения Тбилиси прошло лет пять. В тот раз бросалась в глаза печальная, хотя и очень достойная, лишенная признаков уныния бедность. Бедная одежда горожан. Старые, битые жизнью автомобили. Пустоватые рестораны. Время от времени внезапно гаснувшее электричество. Грустно. Но все равно прекрасно. Тем более что я, повторяю, очень благодарный путешественник.

Практически все, с кем мне приходилось разговаривать, дружно спрашивали, первый ли раз я в Тбилиси. Получив ответ, что нет, второй, тут же спрашивали, заметил ли я изменения. Еще бы не заметить. Изменения, прямо скажем, впечатляющие. Не сказать чтобы город совсем выглядит так, как, скажем, Цюрих. Так оно и к лучшему. Старые, обаятельно обшарпанные кварталы и завешанные сушащимся бельем дворы этого экстравертного города ничуть не депрессивны, а напротив, необычайно живописны и утешительны для зрения. Одни балконы с греющимися на перилах кошками чего стоят. Вот уж где "всюду жизнь"!

Я понимаю всю туристскую эгоистичность такого взгляда, я понимаю, что взгляд мимолетного гостя и взгляд человека, живущего в этих местах, мягко говоря, различаются. Но в целом город, как написал бы на моем месте очеркист советской журналистской школы, хорошеет прямо на глазах. Хотя одни тбилисцы, разумеется, ворчат по поводу "дурацкого" нового моста, который, видимо, за свое отдаленное сходство с многократно увеличенным детским подгузником получил в народе название "Мишин памперс". Другие недовольны новой помпезной гостиницей, разрушающей привычный силуэт города. Третьи недовольны еще чем-нибудь. Да и без неугомонного, хитрого на выдумки Церетели там, увы, не обошлось. Так или иначе, но город стремительно меняется, и меняется, конечно же, в лучшую сторону - это видно невооруженным глазом.

Но по-настоящему поразило и бесконечно обрадовало меня не это. Другое. Язык.

Нет, не грузинский, которого я не понимаю и который в Грузии удивить уж никак не может. Меня поразил русский язык, на котором охотно и с видимым удовольствием говорили (или хотя бы старались говорить) буквально все, с кем мне приходилось общаться. Я с радостью и благодарностью убедился в том, что русский язык, который для многих поколений грузинских интеллигентов был прежде всего языком культуры, таковым и остался. Я с радостью убедился в том, что русский язык по-прежнему ассоциируется в этой стране скорее с Пушкиным и Толстым, чем с Путиным, Медведевым и 58-й армией.

"Как хорошо, что вы приехали, - говорили мне, - нам здесь в последние годы так не хватает русского языка. А так хочется иногда поговорить по-русски. Я же русскую школу кончал в свое время. Я же всю мировую классику прочитал именно по-русски. У нас, к сожалению, пока еще мало переводят на грузинский".

Как-то раз мы сидели в ресторанчике около Сухого моста. В какой-то момент за соседним столом, где во главе с молодым священником сидела оживленная грузинская компания, вдруг, как это часто бывает в Грузии, спонтанно, как нам показалось, зазвучало прославленное грузинское многоголосье. Один из поющих, услышав нашу речь и поймав наши любопытные взгляды, быстро, не прерывая пения, пояснил по-русски: "Маленький концерт". А то вдруг мы не поняли!

В эти дни я все время вспоминал одного упертого виртуального идиота, которому в ответ на его злобные и необычайно глупые наскоки на Грузию и грузин я посчитал нужным сообщить, что я вот как раз собираюсь в Грузию. И что, мол, там передать? "Передайте им, - ответил упомянутый угрюмый идиот, - чтобы учили русский язык. Пригодится". Имелось, как я понял, в виду, что этот виртуальный боец невидимого фронта вот-вот въедет на сверкающем бронетранспортере на улицу Руставели, где ему будет удобно, чтобы мирное и немирное население говорило с ним именно по-русски, а не на "туземной тарабарщине" или, пуще того, на натовском English.

Да говорят они по-русски, дорогой дурачок, и без твоих рекомендаций. Не изволь сомневаться. И многие из них говорят на нем куда лучше, чем ты. И слава богу, не о том, о чем ты.

О политике вообще и о недавней войне в частности со мной, как я этого ни опасался, не заводил разговор практически никто. Чем это объяснялось? Думаю, тем, что я гость, а с гостями не принято говорить о неприятных вещах. А может быть, тем, что все понимали, что ни я, ни мои друзья к этому никакого отношения не имеют.

Один лишь раз водитель такси, узнав, что мы из Москвы, сказал: "Как жаль, что сейчас к нам так мало приезжают из России. Увидели бы, что у нас тут совсем не так, как многие думают". А в другой раз на рынке пожилая женщина, торговавшая грецкими орехами, услышав нашу русскую речь, спросила, откуда мы, не из Киева ли. "Из России", - сказали мы ей. "Милости просим в Грузию", - сказала она, но все же, подняв кверху палец, прибавила: "Только не надо воевать". "Я-то уж точно не буду. Обещаю", - заверил я ее и за свое ничуть не обременительное миролюбие получил целую горсть орехов. Ценный, между прочим, подарок. Трофей, можно сказать. Или гонорар - кому как больше нравится.